Воспитальный мемуар
Давненько у меня не было мемуаров, но вот он случился. Может, и был? Не нашел.
Дело было ровно 26 лет тому назад. Я тогда впервые поступил в институт и собирался в колхоз выковыривать из грядки морковку.
Мне не сильно хотелось ехать, и я устроил вечер встреч и прощаний со своей тогдашней подругой. Подруга не особенно горевала, но коньяк пила, и мы тогда по юношеской слабости уговорили всего полбутылки, а остальное вернули в родительский бар.
И вот я уехал.
А надо сказать, что в нашем медицинском морковном колхозе все было исключительно строго: вышки, увольнения, наряды, колючая проволока, гепатитные поросята с охристыми глазами. И никого к нам за ограду не пускали, разрешали переговариваться только под караульной вышкой, потому что ситуация в мире взрывоопасное. Армейские дембели говорили, что у нас круче.
Ну, выпить – ни-ни. Вон из отряда, вон из института, и отправляйся в Кабул обсасывать самолеты с грузами двести и триста. С одним так и вышло, когда он в письме обозвал колхоз концлагерем. Почту-то собирало начальство, наши старшекурсники.
Я подумываю написать об этом отдельный цикл.
Все доктора теперь.
Но вот приехали мой отчим и дядя.
Они такого сами не ждали. А уж я как не ждал? Я позабыл, что на свете есть город. Планета образовывалась непроглядными полями с далекими огоньками на горизонте.
…Им матушка сказала с утра:
– Что вы, мальчики, все по городу шляетесь? Хотя бы съездили в Петергоф или Павловск, в парки…
Мой колхоз был под Павловском. Это был невозможный сюрприз.
И собрала мне посылочку.
Дядя и отчим, под подушкой игравшие в горячительные сорокоградусные шахматы, просто не ожидали такого фарта.
– С удовольствием! – воскликнул отчим.
Уже на лестнице они стали пересчитывать мелочь и решать, что купить: немного водки или много пива?
До Павловска доехали без потерь, не считая мелкой ссоры в оскобарившемся автобусе, который начал петлять и всех мотать, а дядя уже плохо стоял и возмущался по праву езды.
Возле концлагеря они остановились. У них были две сумки с едой.
Дядя перекинул ладонь через колючую проволоку.
– Здорово, – сказал он как-то неприветливо. Он даже ударил меня ладонью и стал смотреть в сторону. – Ты зачем оставил коньяк? Тебе говорили, что если пьешь, то допивай? А мать пришла! И нашла! У нее горя и так знаешь – по самые яйца!…
Дядя самоподзаводился и расхаживал куражливым журавлем. Отчим стоял и укоризненно на меня смотрел. Мне было жалко его за очки.
– — Колбасу всю не сожри, – жестоко предупредил дядя. – Не то тебе морду разобьют. Ну двинули, что ли?
Они с отчимом поплелись к автобусной остановке, недосягаемой для меня, оживленно беседуя.
А колбасу я не съел, ее съели другие. К нарам подошел чеченец Дато и умял три четверти, но я не посмел возразить, ибо еще питал иллюзии насчет не слишком удачного, но все-таки братства народов. Зато мне достался посторонний, не от Дато, пирог.
Подарок
Один батюшка подарил содружественному духовному лицу видеокассету: «Почему мироточат иконы»?
Тот помедлил.
– Знаете, батюшка – конечно, спасибо, но я знаю, почему мироточат иконы…
Батюшка ожег его коротким пронзительным взглядом.
Небо и земля
В одной из моей хроник описан доктор, который дежурил ночью на пивзаводе и «в два часа дорвался до кранов».
Нечто подобное произошло в одном приходе: в половине девятого утра протопоп дорвался до склада. Там не было спиртного, оно хранилось в другом этаже, зато там хранилось все остальное.
Протопоп не воровал. Он кружил среди этого, куражился и дурковал, особенно оберегая «Основы православия» – брошюры, отпечатанные в непотребном количестве.
Там были любые вещи по алфавиту. Берешь азбуку, смотришь вещь и находишь. Вот скудные образцы:
Деревянные блоки для парусника.
Катушка фашистской колючей проволоки «Вермахт-1942».
Церковный накупольный крест из иридия.
Антикварные стулья.
Бочка из-под шнапса.
Катушка для силового кабеля.
Стиральные машины, 3 штуки.
Шесть пылесосов, все это не работало.
Протопоп метался и не знал, к чему себя приложить. Ему было отрадно и музыкально.
Еще один дискурс
В магазине, где просят «вазми карзынка» – как он хохотал, когда я по рассеянности пошел с карзынкой из магазина.
Он одет в военную форму неустановленного суверенного государства.
Маленькая отечественная девочка, у папы на руках, спрашивает:
– Дядя, а почему у тебя палец так согнут? А почему ты такой некрасивый? Тебя мама в детстве плохо кормила?
Невнятная среднеазиатская брань.
– А покажи мне свой кошелек.
– У меня нет кошелька…
Монтекки и Капулетти
Один мой старинный приятель, Сын своих родителей и племянник других, приехал на дачу, половина которой принадлежит ему. И обнаружил маму в положении героини фильма с Райкиным, про коммуналку. Орудовали дядя и тетя.
Они противостояли.
Когда-то – милейшие отношения! Образцовые.
Я бывал там! Я помню застолья!..
Состоялся дискурс. Участники:
1. Племянник.
2. Тетя.
– Интеллигенция!
– Мещанка!
– Учителя!
– Медобслуга!
– По заграницам ездят!
– А что?
– Христианин!..
Разводка
Внутренний рост – он в чем заключается?
Да во всем. Можно и вниз расти, в конце-то концов. Применительно ли тут слово «рост»? В плане деградации, которая тоже есть своего рода развитие – безусловно.
Только что я совершил вещь, которую не сделал бы никогда, и с хохотом всех выгнал бы, ибо мне известны эти затейники.
Когда звонят в дверь и приносят подарки на взаимовыгодных условиях.
С картошкой проще. Хозяева, картошка не нужна? Нет, не нужна.
Но мне было скучно, а пришла девушка Таня. На лице вытатуирован техникум – метафора.
Девушка Таня сказала, что только сегодня она готова подарить мне четыре предмета. Просто так. За мою рекламу этих предметов, а следить за рекламой не будут, потому что все построено на доверии.
Она предложила мне суперутюг, чайник-термос, фильтр для воды и огромный набор кастрюль.
– Это все ваше, – сказала Таня. – Пользуйтесь!
– В чем прикол-то? – заинтересовался я, попыхивая в нее папиросой.
В честь такого судьбоносного события – Дня Здоровья и Счастья, по ее меткому выражению – это обойдется мне в 3,5 тысяч рублей. А не в девять. Между прочим.
У меня есть чайник. Есть утюг и фильтр. Но у меня мало кастрюль. Жена, избавляясь от всего ненавистного, сохранившегося от бабки, повыкидывала массу кастрюль. Мне их много и не нужно, однако…
Однако я купил кастрюли.
За полторы штуки. Их много, и они со сковородками. Я не знаю, куда их девать и что из них есть. Те же пельмени?
Я даже не думаю, что меня развели. То есть развели, но не особенно жестко. Тем более, девушка Таня с выражением техникума на лице. Она бы не вышла за меня замуж, будь у меня утюг, чайник, кастрюли и фильтр. У нее их и без того полным-полно. Скорее, она бы забанила такого мудака.
И я думаю – не рост ли это? Или Альцгеймер? Не начало ли это созидания и сбора камней? Вот придет ко мне любимая, а у меня уже кастрюли. Уже есть повод задуматься.
Впрочем, я могу и продать их за столько же, если кому нужно. Не в кастрюле счастье, в ней только его соблазнительные семена.
Париж – Дакар
Когда-то у кого-то – простите, запамятовал – я прочитал об истинном православии. О его сущности. Дорога, светофор, машина, за рулем поп. Красный свет. Стоял-стоял, а потом перекрестился и рванул.
Вот оно.
Мне рассказали про очередного батюшку. Что-то зачастили они ко мне.
В общем, папа купил автомобиль.
Старенький Мерседес 70-х годов, смешной и зеленый, но для езды в 90-е.
Машина была железная, и на дорогах батюшка не церемонился. В экстраординарных ситуациях он шел на таран.
Противник получал чудовищные увечья, а машина батюшки отделывалась царапиной на сердце.
Но однажды он протаранил три машины подряд.
В приход Мерседес приволокли волоком и чинили ломом. Батюшка негодовал: не соблюдают правила, не уважают батюшку!
Батюшка напоминал качка и имел чудовищный шрам на лице.
Вскоре батюшка соприкоснулся с «каблуком». Там была очень сложная развязка.
– Стоять долго! – Толкает шофера в бок. – Давай-давай, проскочим прорвемся.
– Так ведь там ГАИ…
ГАИ немедленно и пришло.
Вместо шофера выскочил батюшка, весь при кресте.
– Как это можно – батюшку?!
Те вздохнули, отступили.
– Вот видишь – никто не может батюшку задержать, а ты бодяжился.
Ключи от Рая
Не так давно я написал про Тапки.
Дескать, они появились ниоткуда. Мужские, мой размер. В знак того, что нечисть, разгулявшаяся в моем дому, решила загладить свою вину хотя бы так.